Сегодня мы начинаем с вами говорить об истории Троицкой Кривоезерской пустыни, остатки которой лежат ныне на дне Волги напротив города Юрьевец. Там, под водой – могилы монахов, живших в этом монастыре на протяжении четырехсот лет.
В описании этого монастыря, составленном в конце XIX века протоиереем Алексеем Воскресенским, подчеркивается, что в синодике обители от 1715 года, составленном 91 год спустя после ее основания значится 150 одних только схимонахов, кроме схимонахов и прочей братии. Это доказывает, сколь высокодуховным был образ жизни насельников обители.
Как мы уже говорили святым блаженным Симоном Юрьевецким было предсказано создание Кривоезерской пустыни за 40 лет до ее появления. Он специально пешком по воде переходил Волгу, чтобы помолиться на месте будущей обители.
Протоиерей Алексий так описывает общий вид обители: «Пустынь сия находится в Костромской губернии на левом берегу Волги, знаменитой русской реки, кормилицы-матушки. Она расположена не вдалеке от нея, по прямому направлению не более одной версты. Прямо перед нею, на противоположном берегу Волги раскинулся уездный город Костромской губернии, Юрьевецъ-Повольский, с его церквями и домами. Самая пустынь построена на песчаных холмах. Она с трёх сторон окружена озёрами. Кривым, от коего и получила название Кривоезерской, Змиевым и Лопённым; окаймляется ещё полями и рощами, состоящими большей частью из берёз, сосны и отчасти дуба. С южной стороны монастыря тянутся на протяжении нескольких вёрст песчаные возвышенности, называемыя Асафовыми горами.
Во время разлива реки Волги и двух соседних рек Унжи и Нёмды, впадающих в неё несколько выше обители, - когда вода их соединяется с водой озёр монастырских, монастырь представляет собой живописный вид. В особенности прелестный вид представляется вашим глазам с противоположной монастырю горы города Юрьевца. Тогда пустынь, находящаяся на луговой стороне и окруженная отовсюду водами, представляется как бы стоящей на острове. Скромные белые здания пустыни резко выделяются из массы тёмных вод. В это время взгляд, брошенный наблюдателем с противоположной стороны, навевает на душу какие-то сладостно-грусныя и неземныя чувствования. Картина поистине достойная кисти художника!..»
Асафовы горы, сейчас являющиеся островами, по преданию, получили свое наименование от некоего разбойника Асафа, производившего грабежи по Волге (мы еще встретимся в истории монастыря с подобными разбойниками). Впрочем, это предание может быть и ложным. Имя Иоасаф (простонародное – Асаф) вполне могло принадлежать и какому-нибудь монаху-отшельнику, жившему на этих горах. Не исключено, что им мог быть и бывший разбойник.
Считается, что Кривоезерская пустынь легла в основу сюжета картины Исаака Левитана «Тихая обитель».
В биографии художника (С.Пророкова. Левитан. – М., 1960 г.) говорится об этом так: ««Левитан бродил по Юрьевцу, богатому старинными церквями. История, ещё более древняя, чем плёская, листала перед ним свои удивительные страницы... Юрьевец привлёк симпатии художника. Обворожил его один монастырь, расположенный в лесу на противоположном берегу около большого Кривого озера. Дивные истории рассказывали Левитану о прошлом Кривозерского монастыря. Левитан слушал легенды и всё чаще переезжал на лодке к монастырю. Шел по узким хрупким лавам, бродил вокруг массивных башен. В альбоме появились первые эскизы... Левитан писал с редкостным увлечением и упорством. Картина нравилась самому. Тишина, предвечернее умиротворение. «Тихая обитель» произвела огромное впечатление на выставке».
Протоиерей Алексий Воскресенский пишет: «Кривоезерская пустынь представляет собою квадратный четвероугольник, в середине коего помещаются четыре монастырских храма, а по бокам братские келии, трапеза и каменная ограда с двумя большими башенками на юго-западной и северной сторонах обители. Над святыми вратами помещается довольно высокая колокольня.
Основание пустыни относится к первой половине ХVII столетия. Она основана вследствие предсказания одного раба Христова, блаженного Симона Юрьевецкаго, что «через сорок лет по кончине на том берегу будет создана обитель на спасение инокам.» Блаженный скончался в 1584 году, следовательно, первоначальное основание пустыни должно относится к 1624 году, когда здесь поселилось несколько любителей безмолвно-уединённой жизни. В 1641 году пустынножители уже имели храм Пресвятыя Троицы с четырьмя приделами:1) Знамения Пресвятой Богородицы; 2) Священномученика Антипы; 3) благоверного князя Александра Невского; 4) преподобного Варлаама Хутынского. Неизвестно, сколько было в означенное время отшельников, избравших себе пребыванием новоустроенную обитель».
Первоначальником пустыни был монах Симеон, управлявший ею 24 года – до 1648 года.
В 1676 году в церкви « в олтаре, за престолом образ Пречистыя Богородицы Одегитрия, в пределе Пресвятые Богородицы Знамение образ Богородицы Знамения, в пределе благоверного князя Александра Невского образ Пречистыя Богородицы Владимирския, в пределе Святого великомученика Антипы образ Пресвятые Богородицы Знамение, в пределе Варлаама Хутырскаго образ Пресвятые Богородицы Одигитрия. В монастыре много книг письменных и печатных. В тёплой церкви Николая Чудотворца образ Пречистыя Богородицы Владимирския».
Почти с самого основания в Кривоезерской пустыни был введен строгий общежительный устав. Монастырь пользовался большой любовью окрестных жителей, о чем свидетельствуют монастырские синодики с многочисленными именами вкладчиков.
Особенно большую известность и уважение обитель приобрела с 1709 года, когда новоначальный ее инок, Корнилий, в миру Кирилл Уланов, царский иконописец написал икону Божией Матери, именуемую Иерусалимской. Эта икона прославилась многими чудесами.
Обратимся теперь к биографии игумена Корнилия, составленной Натальей Корнеевой и опубликованной в журнале «Литературная учеба» («Изограф Оружейной палаты»).
Кирилл Иванов сын Уланов, профессиональный иконописец, поступил в Оружейную палату, как гласит его челобитная, в 1688 году. Принесенная им икона понравилась свидетельствовавшим его мастерам, и он был принят на место умершего изографа Никиты Павловца. Теперь имя Уланова постоянно встречается в документах Оружейной палаты. Он получает многочисленные заказы от членов царской семьи, работы его нравятся заказчикам и собратьям-иконописцам. Сохранился хвалебный отзыв старейшего изографа Оружейной палаты Федора Зубова об «иконописном художестве» Уланова, ставящий его в один ряд с признанными авторитетами. В следующем, 1689 году он покупает себе двор в Старой Кузнечной слободе в Заяузье. Начиналась вполне благополучная карьера царского иконописца. Заказы следовали один за другим, так что работал он в Оружейной палате «пред своею братиею излишно».
В Устюжне, на окраине Новгородских земель, сохранились самые ранние из дошедших до нас икон мастера - «Спас на престоле», «Петр и Павел», «Троица». Они были написаны в 1689 и 1690 годах для городского Рождественского собора и церкви Петра и Павла. Заказ этот Уланов получил не без участия царского духовника Меркурия Гавриловича — он был родом из Устюжны и, живя в Москве, город свой не забывал и благодетельствовал. В 1698 году Уланов напишет еще одну икону для Устюжны — «Богоматерь Боголюбская», а в 1699 году - храмовый образ для церкви Дмитрия Солунского в Новгороде — в поминовение души «великих государей духовника» Меркурия Гавриловича.
В 1690 году началось строительство одного из лучших памятников «нарышкинского стиля» — церкви Покрова в Филях, подмосковном селе, незадолго до этого подаренном Льву Кирилловичу Нарышкину его царственным племянником. В 1694 году Кирилл Уланов написал две иконы для Филей в иконостас верхнего Спасского храма. Одна из них — рама для главной святыни, иконы Спаса Нерукотворного (эта икона, по преданию, спасла своего владельца от гибели во время стрелецкого бунта 1682 года). Судя по стилю всех остальных икон филевского иконостаса, вкусы самого Льва Кирилловича склонялись к иному, более решительному в усвоении европейских новшеств направлению, в котором работал живописец Карп Золотарев, автор нескольких икон филевского иконостаса. Уланов, проявив очень тонкое декоративное чутье, «вписал» свои иконы в пышный резной золоченый иконостас.
Еще несколько лет Кирилл Уланов не будет чувствовать недостатка в заказах от царской семьи. В 1693—1694 голах он, как лучший иконописец-«мелочник», то есть мастер миниатюрного письма, выполняет заказ царицы Натальи Кирилловны — двенадцать икон Миней. Пишет он и для царевны Марии Алексеевны, и для царицы Евдокии Федоровны Лопухиной. Но постепенно круг заказчиков сужается, умирают Наталья Кирилловна и царь Иван Алексеевич, заточается в монастырь Евдокия Лопухина. Нужда в иконописцах становится меньше, их штат в Оружейной палате сокращается. Последние большие работы по государственному заказу царские изографы выполняют в самом конце столетия в Успенском соборе Московского Кремля. Уланов пишет иконостас в Похвальский придел, поновляет несколько древних и особо чтимых икон. Среди них «Спас на престоле», привезенный из Новгорода и «Дмитрий Солунский», образ, написанный, по преданию, на гробовой доске святого.
Последняя из дошедших до нас икон Уланова московского периода его жизни - «Богоматерь Грузинская» - написана им в 1707 году совместно с сыном Иваном. Иван, иконописец царевича Алексея Петровича, останется жить в Москве, заимеет двор за Покровскими воротами, а его отец в январе 1709 года примет монашеский постриг под именем Корнилий в далекой Троицкой Кривоезерской пустыни близ города Юрьевца Поволгского.
В первые годы своей монашеской жизни изограф не теряет связи с Москвой. Он даже приезжает туда еще один раз, и, очевидно, с этим его последним приездом связаны хранящиеся в монастырских церквах иконы, написанные им в 1712 году.
В 1714 году он был избран игуменом обители, а незадолго до этого рукоположен в иеромонахи Нижегородским и Алатырским архиепископом Питиримом, прославившимся своими миссионерскими трудами по обращению раскольников в официальное православие. Еще в 1708 году, когда Питирим был настоятелем Никольского монастыря в Переславле-Залесском, его иждивением неподалеку от Кривоезерской пустыни был основан Троицкий Белбажский монастырь для бывших раскольниц. И уже после своего назначения архиепископом Питирим, познакомившись с бывшим царским изографом, заказывает ему иконы для нового монастыря. Вскоре Корнилий пишет иконы в Никольский монастырь Переславля-Залесского: владыка не забывал своей прежней обители. Питириму же обязан Уланов и вызовом в Нижний Новгород, где совместно с местным мастером Алексеем Городчаниновым в 1723 году он работает над иконостасом знаменитой Рождественской строгановской церкви.
Украсив своими многочисленными иконами собственную обитель, изограф пишет отдельные образы и целые иконостасы для мужского Успенского Белбажского монастыря, церквей города Юрьевца. Во многих окрестных городах и селах в храмах появляются иконы его письма. Для Макарьева Унженского монастыря, к которому была приписана Кривоезерская пустынь, в 1716 году им пишется икона Богоматери Тихвинской, которая впоследствии почиталась как чудотворная. К сожалению, почти все это наследие мастера погибло уже в нашем столетии.
Последняя из дошедших до нас икон, подписанных игуменом Корнилием Улановым, - «Спас Вседержитель» — датируется 1728 годом. Местные предания говорят о том, что Корнилий в конце концов сложил с себя игуменские обязанности, принял схиму с новым именем Карион и полностью посвятил свой остаток дней писанию икон. умер в глубокой старости в 1731 году. Спустя три года, при строительстве нового каменного собора, его могила оказалась внутри одного из приделов/
Еще до прибытия своего в монастырь Корнилий имел сильное желание написать копию с чудотворной Иерусалимской иконы Божией Матери, находящейся в Московском Успенском соборе, и в первые же дни своего пребывания в обители принялся за работу. Его современник, игумен пустыни Леонтий, об этом сообщает следующее:
«Живущу ми, — говорит он, — в обители Пречистыя Богородицы, честнаго и славнаго Ея Успения, и угодника Ея, святителя и чудотворца Николая, яже близ царствующаго града Москвы, на Перерыве Москвы-реки, прииде ми некогда помысл, како бы безценный бисер и многобогатное сокровище снискати обители святей Кривоезерстей, яже при граде Юрьевце-Повольском, еже убедити кого от предобрых изографов написати в царствующем граде Москве подобие преславнейшего чудотворнаго образа христианския Заступницы и Покровительницы — Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, именуемаго Иерусалимскаго. И оттоле непрестанное имех о том желание, паче же болезнь душевную, как бы то святое дело построити и с подобною честию послати в Кривоезерскую обитель. От желания же того, не редко ми ходящу из обители Перервинския в царствующий град Москву, в святейшую соборную церковь честнаго Успения Пресвятыя Богородицы, и умильно поклонение творящу пред чудотворным Ея вышереченным образом, и к Первообразней возсылах теплую и прилежную молитву, дабы Заступница наша, премилостивая и пречистая Богородица умилосердилась, благоволила Свой божественный образ таковый же, каков и в соборней Ея церкви, обители Своей Троицкой Кривоезерстей даровати, ими же весть Она и Сын Ея и Бог судьбами. По многа же времена сия мне творящу и непрестанно о том помышляющу, яко вящше всецелаго года, прилучися, — не вем, коим образом — или Божиим и Богоматернем изволением, — сему моему помышлению и о святей иконе желанию мимоити, и толико забвению предах, яко ниже на ум мой уже прииде близ паки годичнаго времене.
В лето же 1709 живущу ми по обычаю в вышереченном Николаевском монастыре на Перерве, услышах от приходящих града Юрьевца жителей, яко во обители Кривоезерстей пострижен некто, царствующаго града Москвы житель, царскаго Величества иконописец, муж благоговеен именем Кирилл, прозванием Уланов, ему же имя в пострижении наречено бысть Корнилий, и написа тоя Кривоезерския пустыни в соборную Жионачальныя Троицы церковь местную икону Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Принодевы Марии, нарицаемую Иерусалимскую, зело благолепну и чудну, и удивления достойну, количеством малым чим менее чудотворныя иконы, яже на Москве, в велицей соборней церкви. Аз же, недостойный, яко услышах сие, Божию милосердию и благоутробию Небесныя Царицы почудихся и воспомянух желание свое бывшее о написании в ту Кривоезерскую обитель таковыя Богородичныя иконы; и неизреченно возрадовахся радостию, и абие текох во святейшую соборную церковь Успения Пресвятыя Богородицы, и тамо пред чудотворною Ея вышереченною иконою благодарение воздах Сыну Ея и Богу и Ей, христианстей Предстательнице, чудяся Божественному Их благоутробию, еже показуют к обители Своей Кривоезерстей. И потом вскоре паки слышах, яко монах оный, Корнилий иконописец, по написании сея святыя иконы мало в Кривоезерстей обители промедля, отьиде паки в царствующий град Москву, аки бы послан бяше нарочито написания ради иконы сея святыя, и о сем паки прославих Бога и Владычицу всех Богородицу.
Не бяше же ми намерение, еже быти в Кривоезерстей пустыни, не надеяхся же и Божественную оную новонаписанную видети икону, точию помышлях, глаголя:
— Слава Богу и Божией Матери, яко великое ныне пустыня Кривоезерская сокровище имать, и слава ея не отнимется во век, и яко промыслом Божиим икона сия святая ей даровася.
Егда же благоволением Божиим и по прошению тоя Кривоезерския обители монахов произведен бых аз недостойный в ню на игуменство, по благословению преосвященнаго Стефана, митрополита Рязанского и Муромскаго, в лето 1711, и пришедшу ми из царствующаго града Москвы во святую сию обитель, — вшед в церковь Божию и узрех пречестное оно божественное и превожделенное сокровище, славу и радость нашу христианскую, икону Владычицы Богородицы и Сына Ея и Бога нашего, именуемую Иерусалимскою. О, коль возрадовахся душею, егда сподобихся видети и поклонитися! Воистину рещи, яко часть небесныя радости, а не земныя света сего, ощутих!
По времени, в том же лете, по преславном празднице всесвятаго Ея Успения, августа месяца в 20 число, пресвятей оной иконе радостный праздник сотворих, сие есть, всенощное бдение и прочая по чину церковному сотворих, а по книге Требнике Петро-Могиловском освящение той всечестной иконе учиних; со многим ко Господу прилежным прошением и молением о даровании чудотворений и исцелений притекающим к той святой иконе молихся со всеми монастыря сего братиями и из града пришедшими христолюбивыми людьми; и литию вне монастыря с пречестною оною иконою сотворих, благодаряще Владыку Христа. И положих аз грешный и вся братия обители сея обещание, еже в предыдущая времена по вся лета сию Божию и Пречистыя Богородицы милость обновляти, еже праздновати торжество светлое чудотворней сей Пречистыя Богородицы иконе в вышереченное число августа в воспоминание дарования Божия, яко таковый безценный бисер пустыне сей даровася не сведомым мановением в Троице славимаго Бога и милостивым промыслом Матери Божия, яко сподоби Христос в вышереченное число сию святую икону освятити молитвами церковными и кроплением священныя воды и торжеством пресветлым по церковному уставу.
Но и сие да будет не неведомо. Поведаше ми и сам той иконописец, монах Корнилий, глаголя:
— Яко по пострижении моем, — рече, — вскоре начах писати всечестный сей образ Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и с Нею на божественных руках Ея предвечнаго Младенца, Сына Ея и Бога, Господа нашего Иисуса Христа; и якоже подобает новоначальным монахом, велие тогда имех чернеческое благоговение, опасство и воздержание, елико возможно, по уставу святых отец, всю Четыредесятницу, — ово убо чина ради чернеческаго, ово же писания ради иконы оныя Богородичныя; и толико дарова ми Бог предстательством Пречистыя Богородицы умиление и слезы, яко непрестанно плаката ми, зря на божественное и пресладчайшее начертание превожделеннаго образа Пренебесныя Царицы и Спасительницы нашея Божия Матери и Сына Ея и Бога, сладчайшаго Иисуса. И егда писах икону сию, отаяхся всякия с кем-либо беседы, умом же непрестанно моляхся Заступнице нашей Пресвятей Богородице, да помилует мя и труд мой сей произведет на спасение и радость мне и всей святей пустыне сей Троицкой. Такожде и в правиле моем, в нощнем и дневнем, о сем молихся же со умилением. И тако, помощию Божиею и Пречистыя Богородицы, совершившу ми божественную сию икону толико добре и изрядне, яко и самому ми удивитися и во ужас приити, и прославих Бога и Пречистую Богородицу за неизреченную Их милость. И прежде даже скончати ми четыредесятый от пострижения моего день, иеромонаси обители сея, вземше из келии моея, внесоша сей божественный образ в церковь Божию с премножеством радости. И есть ми и доныне, егда вспомяну сея святыя иконы писание, благодушие велие и радость...
Уповательно, — заканчивает так игумен Леонтий свое повествование, — что сия чудотворныя Иерусалимския Пресвятыя Богородицы икона писанием совершена особенным Божиим и Пресвятыя Богородицы промыслом».
Со времени освящения этого Иерусалимского образа Богоматери, т. е. с 1711 г., в Кривоезерской обители вошло в обычай отпускать св. икону из монастыря по просьбе окрестных жителей, имевших к ней большую веру, в их приходские церкви, а оттуда в селения и дома для совершения молебствий. Обычай этот был утвержден в 1720 г. преосвященным Питиримом, архиепископом Нижегородским и Алатырским, к епархии которого тогда принадлежала Кривоезерская пустынь.
Первое и точно установленное прославление этой иконы Богоматери произошло в 1781 году. В это время, 22 декабря, в монастыре возник большой пожар, испепеливший большую часть монастырских зданий, а также деревянную Никольскую церковь и деревянную колокольню. Огонь стал уже захватывать и ныне существующий каменный Троицкий храм. Монастырская братия была бессильна остановить разбушевавшуюся огненную стихию и с ужасом смотрела, как огонь охватил два деревянных придела каменного храма и уничтожал их. Казалось, что пожар охватил весь храм и погибнет в нем святыня монастыря. Но храм, где стояла Иерусалимская икона Богоматери, остался целым, хотя пламя проникло и туда. От жара и дыма в нем были повреждены все иконы: все они закоптели и краска на них попортилась, и среди этого мрачного зрелища стояла одна лишь икона Иерусалимская, все так же сияющая, светлая, чистая, как и до пожара. Лишь только на левой руке Пречистой Богоматери, на самой кисти, виднелся большой бугор, как будто у живого человека от ожога; но и он со временем сам собой пропал, и остался только видимый и доселе на руке Пречистой знак, как будто рука Ее когда-то болела...
С этого времени жители города Юрьевца, от которого Кривоезерская обитель отстоит всего лишь в 2 верстах, а вместе с ними и все ближних и дальних сел и деревень возымели теплейшую веру и усердие к иконе Богоматери и стали часто брать ее к себе или приходить в обитель и совершать перед чудотворным образом молебствия.
«1859 года, июля 4 дня, в 11 часу пополудни, — говорится в одном акте, скрепленном подписями протоиерея Юрьевецкого собора, городничего, гражданского головы и сверх того еще 15 лицами духовного и светского звания, — в городе Юрьевце-Повольском, в так называемом Гребецком овраге, произошел пожар в доме юрьевецкого мещанина Александра Луговского от неосторожности одного из его рабочих. При сильном ветре пожар очень скоро распространился и на соседние в том же овраге дома и строения. От него пострадали 14 домовладельцев, у которых сгорели дома и все почти имущество. Подобному несчастью неминуемо должны были бы подвергнуться и стоящие неподалеку от оврага три церкви — Рождественская и две соборные с колокольнями, которые по красоте архитектуры принадлежат к лучшим в городе и драгоценны для граждан, — равно как и прочие дома и здания обывателей, потому что пламя разливалось по ветру и раскидывало искры большими кучами на дальнее расстояние, и на некоторых зданиях крыши начали уже загораться. Но Господу Богу угодно было явить чудо милосердия к нам грешным. В это время в городском соборе находилась святая Иерусалимская икона Божией Матери — драгоценнейшее достояние Троицкой Кривоезерской пустыни, состоящей в Макарьевском уезде. Сия чтимая древле святыня принесена была по усердию жителей Юрьевца для совершения крестного хода вокруг города. Жители, при распространяющемся час от часу пожаре и недействительности всех способов к потушению его, обратились к настоятелю собора с просьбой — вынести св. Иерусалимскую икону Божией Матери к месту пожара. По желанию граждан изнесена была святая икона с подобающей честию из собора, и когда приблизились с ней к месту пожара, то мгновенно ветер, дувший на северо-восток, переменил свое направление на запад, и искры, сыпавшиеся на город, начали падать внутрь оврага и на гору. Когда пожар начал утихать, тогда Иерусалимская икона Божией Матери унесена была обратно в собор. Но чудо, описанное здесь, к величайшему удивлению всех, повторилось: ветер, дувший на запад, опять обратился на северо-восток, отчего пожар начал увеличиваться, и искры посыпались по прежнему направлению. Граждане, пораженные повторившимся на их глазах чудом и видевшие в нем явное заступление и покровительство Божией Матери, опять начали просить изнести святую икону из собора. Когда это было исполнено, то и в этот раз Заступница рода христианского явила Свое милосердие. Ветер, дувший на город, опять переменил свое направление. После этого св. икона стояла уже у места пожара до тех пор, пока пожар не был совершенно потушен. Чудо, явленное от Иерусалимской иконы Божией Матери, видели все находившиеся на пожаре жители города. Признавая его за явное к себе покровительство Божией Матери, они положили не скрывать его, но предать гласности на память грядущим родам, дабы потомки их, воспоминая о нем и умиляясь душой, чаще с верой притекали к Заступнице всех христиан во всяких нуждах и обстояниях и молили Ее о ходатайстве за них пред Престолом Божественного Сына Ее, Господа Иисуса Христа, Ему же слава во веки веков, аминь».
Заступление Божией Матери обнаруживалось через Ее чудотворный образ не только при пожарах, но и в других случаях. Так, например, когда в 1848 и 1853 годах в окрестных и ближайших к Кривоезерской обители селениях свирепствовала холера, в самом монастыре никто из монашествующих и даже из вольнонаемных рабочих не заболевал этой опасной болезнью. Мало того, было замечено всеми, что в тех местах, куда приносили в это время чудотворный образ Богоматери, зараза или совсем прекращалась, или по крайней мере ослабевало ее смертоносное действие.
Во время бывших неоднократно в окрестных селениях падежей скота монастырский скот всегда оставался невредимым. Когда же из монастыря приносили в какое-либо селение чудотворную Иерусалимскую икону Богоматери, то там тотчас же падеж скота прекращался.
Наконец, в памяти окрестных жителей сохранилось следующее предание о чуде от этой иконы.
Одна девица жестоко страдала водянкой и едва могла передвигаться. Когда она услышала, что в их деревню принесена икона Богоматери, то она поспешила обратиться к Царице Небесной с молитвой о своем исцелении. При этом верующая женщина дала обет всюду сопровождать по деревням честный образ. Более недели она неотступно ходила за св. иконой, непрестанно умоляя Матерь Божию о своем выздоровлении. И Заступница рода христианского услышала ее слезные моления о помощи.
Однажды, в знойный день недужная девица шла за иконой через рощу. Вдруг она так ослабела, что без чувств упала на землю. Перед своим падением она ощутила, как будто ее ударили в бок острым оружием. Когда она в изнеможении лежала на земле, ей представилось, что подошла к ней некая благолепная Дева и будила ее. Придя в чувство и поднявшись с земли, она увидела, что вся одежда ее и то место, где она лежала, были чем-то смочены. На боку своем она заметила язвину, из которой текла вода. Себя же она почувствовала совершенно здоровой. Когда она пришла за иконой в свое село, все знавшие ее ранее не могли узнать ее, так как все тело на руках и на лице у нее было покрыто безобразными глубокими морщинами. Девица же поведала своим односельчанам о бывшем с ней чуде. Прошло немного времени, и она совершенно оправилась, и морщины на ее теле изгладились.
Обо всем этом рассказывает нам известный дореволюционный писатель Евгений Поселянин в своей книге «Сказания о чудотворных иконах Богоматери».
Икона была украшена серебряной позолоченной чеканной работы ризой весом 34 фунта 84 золотника. Список с иконы, написанный также Корнилием, ежегодно выносился из обители для совершения молебнов по Макрьевскому, Юрьевецкому и Кинешемскому уездам. Празднование чудотворной иконе совершалось три раза в год: во второе воскресение святой Четыредесятницы (в память написания ее), 13 июля (в память избавления обители от пожара) и 20 августа (в память освящения иконы при игумене Леонтии (1711-1714), который составил особую службу Богородице).
С Иерусалимской иконы Божией Матери иеромонахом Кривоезерской пустыни Никоном в 1825 году была сделана точная копия и отправлена на Афон, в русский Свято-Пантелеимоновский монастырь, где стала почитается как чудотворная.
Другие сведения говорят следующее: «Иерусалимская икона Божией Матери - икона над Царскими вратами Покровского храма в Русском Свято-Пантелеимоновом монастыре, принесена в дар в 1850 году иеросхимонахом Нило-Сорской пустыни Нилом». Об иеросхимонахе Ниле мы еще с вами поговорим в дальнейшем.
В 1928 году один из списков афонской копии Иерусалимской-Кривоезерской иконы был в качестве подарка послан императрице Марии Феодоровне, проживавшей на своей родине в Дании и тяжело болевшей. Впоследствии этот список, известный под именем «плачущей Копенгагенской» иконы Божией Матери был прославлен мироточением. Он размещен в православном храме в честь святого благоверного Александра Невского в городе Копенгагене.
Список с иконы был передан в дар собору святых первоверховных апостолов Петра и Павла Петропавловской крепости в г. Санкт-Петербурге, в память о перезахоронении останков Императрицы Марии Феодоровны в сентябре 2006 года.
Чудотворная Иерусалимская Кривоезерская икона была уничтожена в годы безбожия. Она, как пишет Наталья Корнеева, была разбита об пол собора местным активистом Иваном Козловым, вернувшимся с политической каторги, и бывшим монахом Кривоезерской пустыни, попом-расстригой по прозвищу Матренич.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.